Игорь Костолевский признался в Воронеже, что ему везет на хорошие роли…

Недавно в Воронеже впервые побывал известный актер, секс-символ 90-х Игорь Костолевский. Столичные актеры, в числе которых Михаил Янушкевич и Михаил Филиппов дали спектакль «Арт» на сцене Воронежского концертного зала (бывший театр драмы).

Странную комедию о дружбе и искусстве, без единой женской роли, француженка Ясмина Реза написала еще в 1994 году. Пьесу быстро перевели на 35 языков, назвали сенсацией года и поставили в одном из самых престижных частных театров Франции — Comedie de Champs Elysees. А в 1997 году французский режиссер Патрис Кербрат сделал русскую версию спектакля с актерами, которые заняты в постановки и сейчас. На протяжении всего спектакля мужчины спорят об искусстве (Янушкевич играет поклонника современного искусства, Костолевский его друга-антагониста, а Михаилу Филиппову досталась роль «примиренца») и о жизни в целом…

Перед спектаклем журналисты пообщались с Игорем Костолевским. Несмотря на возраст, это все еще симпатичный, импозантный мужчина. С журналистами разговаривает охотно, запретных тем в разговоре нет. Умный, мудрый, знающий себе цену… В общем, впечатление на прекрасную половину человечества Игорь Матвеевич как всегда произвел…

«Крепкий орешек-5» — откровенная клюква!»

— Игорь Матвеевич, хотелось бы начать с вопросов «по существу», то есть – творческих. Почему вы отказались сниматься в голливудском фильме «Крепкий орешек-5» (действие происходит в Москве, — Прим. Авт.), который покажут в российских кинотеатрах в феврале следующего года?

— Почитал сценарий, посмотрел, что за роль мне предлагают, и понял, что это такая клюква! Мне как-то стыдно было в этом сниматься, потому и отказался.

— А ведь ваша супруга Консуэло вместе с Брюссом Уилиссом училась в театральной школе. Может, она повлияла бы как-то на изменение сценария? Он же не только исполнитель главное роли, но и продюсер картины…

— Ну что за бред! Да, училась. Но какое это имеет значение? Сколько лет прошло, они давно не виделись… Роль предложили мне, как актеру, а не как мужу Консуэло. В результате они взяли какого-то немецкого артиста, «оскароносца». Дай бог, чтобы все у них получилось.

— Как вы оцениваете опыт съемок в иностранной версии «Войны и мира», спустя 5 лет, где вы сыграли Александра Первого? Фильм-то в итоге понравился?

— Фильм понравился. Хотя бы тем, что он сделан с уважением к России и к Толстому. Многие говорили, что картина не похожа на «Войну и мир» Бондарчука, но я считаю большой глупостью сравнивать. Спасибо итальянцам, и этому католическому каналу, у которого нашлось 35 миллионов евро, чтобы снять русскую классику. А могли ведь взять и что-то другое. Если бы у нас в России кто-нибудь мог дать столько денег на съемки… Я видел, с каким трепетом к съемкам и к автору относились артисты. Они сняли так, как поняли и как представляют это произведение, ну и дай Бог им здоровья. Они же не испоганили классику…

— Вячеслав Тихонов рассказывал, что после того, как снялся у Бондарчука в «Войне и мире», ему было тяжело согласиться на роль «какого-то учителя» в фильме «Доживем до понедельника». Мол, там Толстой, а тут что? Вы вот недавно врача сыграли – не коробило после Александра Первого?

— Вы говорите о роли Александра I, как о чем-то грандиозном… Да она совсем небольшая, и у Толстого это не центральная фигура. Фильм-то об истории этих семей, а никак не об Александре I. В конце концов, это моя профессия – играть разные роли. Я же не в модельном бизнесе работаю.

— Однако в «проходных» сериалах отказываетесь играть…

— Сейчас действительно трудно выбирать хорошие роли. Может, мне просто больше повезло, что они мне всегда попадались? Как-то так получалось, что чаще предлагали хороший материал.

«Лучше пусть целуются, чем пиво открывают»

— Вспоминая юность, вы рассказывали, что впервые пришли в театр Маяковского с девушкой и после того, как начали с ней целоваться прямо на спектакле, вас выгнали за аморальное поведение. Сейчас вы играете на сцене этого театра. Как вы относитесь к подобному поведению зрителей?

— Во-первых, я сидел на галерке и артистам не мешал. Сейчас я ничего подобного не вижу. Да дай Бог, чтобы бы они целовались, это происходило молча, и ничей эстетический вкус я не оскорблял. Сегодняшний зритель ведет себя куда хуже. Во время спектакля разговаривают по мобильному телефону, открывают пиво… Вот это очень сильно мешает и даже раздражает. Хотя в нашем театре это не частое явление. В последнее время в Маяковку стал ходить интеллигентный зритель, который понимает, куда он пришел и зачем.

— А на гастролях?

— Вообще-то я москвич, и люблю Москву, мне нравится московская публика. Но я бы не умалял достоинств провинциальных зрителей. Зачастую провинциальная публика гораздо интересней, содержательней и глубже публики столичной. Может просто в других городах у людей есть ощущение, что раз спектакль везут москвичи, то покажут что-то необыкновенное? И люди тянутся за столичной культурой, как за флагманом…

— Где играете и снимаетесь сейчас?

— Вот в театре в ближайшее время буду репетировать пьесу Генрика Ибсена «Враг народа».

— Ваша супруга – француженка, и когда вы познакомилась, она не знала ваших ролей в фильмах. А сейчас какие ваши фильмы у нее любимые?

— Консуэло очень любит «Звезду пленительного счастья», «Безымянную звезду», «Тегеран-43». Хотя все это она посмотрела уже достаточно поздно – года через три после нашего знакомства. В том-то и прелесть, что познакомившись со мной, она не знала, что я в России известный актер.

«Звание «секс-символа» — величайшая глупость!»

— Скажите, груз славы, а также титул секс-символа, налагают какую-то ответственность?

— За секс-символа я точно не чувствую никакой ответственности! Подобные рейтинги я вообще считаю величайшей глупостью, мне смешно это слушать… А что касается ответственности… Когда ты снялся в чем то действительно серьезном, в том, что нашло отклик у зрителей и действительно их тронуло, ты ставишь себе определенную планку, ниже которой уже не можешь опуститься. Это не значит, что роль в следующем фильме должна быть непременно центральной. Это значит, что ты должен в следующий раз сделать если не лучше, то хотя бы, не хуже. И вот это ощущение во мне живет. Когда на меня свалилась вся эта слава и успех, у меня возникло ощущение, что мне выдали какой-то огромный кредит в банке, и мне постоянно нужно его оплачивать. Вот с этим ощущением я и живу по сей день, это мой бич.

— Вы считаете, что вы все еще мало сделали для российского кинематографа?

— Мне трудно об этом судить. Пока ты жив, всегда нужно ставить для себя какие-то планки, задачи, а потом преодолевать их, стремиться… Нельзя зацикливаться на том, что ты уже сделал, «бронзоветь». Жизнь продолжается, и ставит перед тобой новые задачи.

— Из современных актеров кого считаете самыми красивыми?

— Может быть, вы воспримите это как кокетство, но для меня красота — не самое главное в актере или актрисе. Когда родители наградили тебя хорошими внешними данными, возникают определенные сложности — тебе постоянно приходится доказывать, что ты не идиот, что ты еще и талантливый, и способный. Все это я испытал на собственной шкуре, и поверьте, это очень тяжелый груз. Мне всегда нравились такие актрисы, как Джульетта Мазина, Бетт Мидлер, Барбара Стрейзанд. Они не красивы, но фантастически талантливы. И поэтому на экране они прекрасны. Это какой-то дурацкий российский стереотип, что актриса все время должна быть красива на экране. У нее мама умерла, а она все красивая, с ресницами накрашенными. Западные актеры не боятся быть некрасивыми, такими, какие они есть. Когда человек талантлив, он становится прекрасен. А внешняя красота, она на две минуты, она душе ничего не дает…

— То есть из наших вам нравятся такие актрисы, как Инна Чурикова, Евдокия Германова?

— Мне нравится Чурикова. Наташа Гундарева очень нравилась из русских актрис.

— Сейчас режиссеры в основном используют красивых актрис в антрепризах…

— И в сериалах. Это всегда было. Тут ведь надо смотреть, кто какие задачи перед собой ставит, для чего человек выходит на сцену. Одни выходят для того, чтобы его полюбили. Они считают, что его пребывание на сцене само по себе большой подарок для зрителей.
У настоящих артистов другая внутренняя мотивация.

«На «Костыля» не обижаюсь!»

— Приходилось ли сталкиваться с оборотной стороной популярности?

— Оборотная сторона славы, конечно, есть у всех. За все надо платить. Если тебе что-то приходит, с тебя много и спрашивается. Я со многим сталкивался, через очень многое прошел. Но я не скулю, и ни о чем не жалею.

— Вы имеете ввиду зависть?

— И это тоже. Но зависть — это нормально. Я научился не обращать на нее внимания. Поначалу мне было странно, почему большинство людей думает, что вся эта популярность мне ни с того ни с сего с неба обвалилась, что я ничего для этого не сделал…

— А бывали случаи, когда уже будучи известным актером, люди вас не узнавали?

— Да вот недавно был случай! Я был в Париже и решил зайти в Лувр. Хожу, рассматриваю картины и вдруг замечаю, что какая-то пара ко мне все время присматривается, Ну, думаю, сейчас попросят автограф, захотят сфотографироваться на память. Я уже приготовился, а они подходят и на русском языке говорят: «Простите, а вы не могли бы нас сфотографировать?

— Это правда, что у вас было прозвище Костыль? Не обижались?

— В детстве да, звали Костылем. А в театре только Саша Лазарев меня так называл, в молодые годы. Но я не обижался. Да и как обижаться, он для меня был кумиром! Когда я только пришел в театр, он уже был знаменитостью. Он играл Дон Кихота, а я мелькал где-то в массовке. С годами, конечно, сравнялись, оба играли главные роли. Кстати, как только я пришел, и он, и Света Немоляева сразу попросили называть их на «ты» и без отчества. Такие простые люди! Это потом мы уже со Светой и любовников играли, и мать с сыном…

«У жены научился вере в себя»

— А за что вы свою супругу Дусей прозвали? Вы же свою французскую супругу дома именно так зовете? Консуэло не обижается?

— Нет, не обижается. А почему? Ну вот как-то посмотрел на нее и подумал – Дуся! Мне просто так захотелось ее называть…

— Она у вас в прошлом актриса. Сейчас жена совсем отошла от театра?

— Совсем. Ей предлагают роли, но она отказывается, потому что занимается другими вещами – железной дорогой. У Консуэло очень серьезные проекты, контракты, она этим увлечена. Недавно жена мне призналась, что когда она ушла из театра, ее жизнь стала намного интереснее. Хотя меня не покидает ощущение, что она еще будет играть. Жизнь покажет…

— Вы бы могли ей помочь, если бы она сказала что хочет вернуться?

— А как я могу помочь? Пристроить в Маяковку? Что ей – иностранке — там делать? Да и она сама никогда на это не пойдет. Если сыграть что-то вместе, это другое дело. Но пока такого желания у нее нет.

— Вам не тяжело было подстраиваться друг под друга, ведь француженки совсем другие по менталитету, нежели русские женщины?

— Да какие другие? Это она для вас другая, а для меня родная. Есть конкретный человек с его характером, своими проявлениями. А из какой он страны, не важно. Вот это деление на «чужих» и «своих» — наша огромная беда. Все люди разные, независимо от того, где они живут. И при этом мы все люди Земного шара, и так или иначе связаны друг с другом. Когда мы это поймем, нам будет легче жить.

— Чему вы друг друга научили за время совместной жизни?

— Чему я научил Консуэло, нужно у нее спрашивать. А она меня? Многому. Вере в себя, бесстрашию какому-то. Жена научила меня не говорить слова «нет» и фразы «я бы это сделал, но…» Если сказал — надо сделать! «Но» – это ведь наше родное слово, которое на корню убивает все мечты, все желания. Если забыть о нем, открываются возможности, реализуются все самые смелые мечты. Уже давно доказано, что мысль материальна.

— На сегодняшний день у вас есть все, о чем мечталось?

— В каждый момент жизни появляются какие-то новые желания. Я хочу играть, дружить, узнавать людей. А иначе что — в гроб ложиться?

Марина Хоружая,
Фото автора