Марина Неелова в Воронеже «промыла косточки» своим коллегам

Недавно в Воронеже впервые побывала народная артистка России Марина Неелова. На сцене театра драмы имени Кольцова прошел творческий вечер актрисы «Жизнь превращается в театр». На протяжении двух с лишним часов Марина Мстиславовна с присущим ей остроумием рассказывала о себе, о театре, о коллегах… Воронежцы, затаив дыхание, внимали каждому слову актрисы, ну а когда она «прошлась» по своим коллегам, в зале раздался дружный хохот (в общем-то, смех не прекращался на протяжении всего вечера).

По форме это было нечто среднее между творческим вечером и моно-спектаклем. Неелова блестяще изобразила дружеские шаржи на Валентина Гафта, Галину Волчек, Константина Райкина, Фаину Раневскую и Андрея Миронова. Актриса не только копирует голоса и интонации, она, кажется, видит самое нутро своих героев. Так с импровизациями, пародиями и воспоминаниями о дружбе с великими актерами двадцатого века и пролетел творческий вечер, по окончании которого воронежцы завалили любимую актрису цветами. Кстати, на сцену для Нееловой даже вынесли огромную корзину цветов от нашего губернатора Алексея Гордеева — оказалось, он тоже является большим почитателем таланта актрисы.

Аплодисменты авансом

Валентин Гафт как-то признался: «Помимо того, что она красивая и обаятельная женщина, она, прежде всего, великий профессионал. Потрясающий рассказчик. Человек, умеющий выражать увиденное талантливейшим способом. Ее образность мышления просто поражает. Она изобретательна, с потрясающим чувством юмора. Слушаешь ее с наслаждением». Что есть, то есть. Кстати, именно Гафту из уст примы «Современника» досталось больше всего. Неелова рассказывала о странностях актера, и о том, как при первом поцелуе в какой-то из ролей увидела его гланды. А во второй раз, в такой же ответственный момент, он чихнул ей прямо в лицо.

Наиболее известные роли Марина Неелова сыграла в таких картинах как: «Монолог», «Осенний марафон», «Дорогая Елена Сергеевна», «Ты у меня одна». Актриса также озвучила роль мыши в мульфильме «Алиса в Стране Чудес». О том, как же начинался ее творческий путь, Неелова и рассказала воронежцам. «Я расскажу вам то, что вы не услышите ни от кого, не прочитаете ни в газетах, ни в журналах… Я пробегусь по своей жизни пунктиром, потому что если не пунктиром бежать, то с 1812 года это получатся многосерийные встречи… Кстати то, что вы можете прочитать обо мне в прессе, как правило, оказывается неправдой. Я же обещаю вам говорить правду и только правду…» — начала общение с публикой актриса и тут же удостоилась бурных аплодисментов. «Спасибо, что вы аплодируете мне авансом. Вы же еще ничего не слышали…», — рассмеялась Неелова. Но зрители, казалось, готовы были ее просто видеть на сцене. Они бы аплодировали, даже если бы Неелова не издала ни единого звука…

О том, как все начиналось…

— Я родилась в Ленинграде… Когда мне было года 4, мама повела меня в Мариинский театр, который в ту пору назывался театром оперы и балета им. Кирова. Этот театр прекрасен! Я до сих пор помню запах того красного бархата, который я трогала, те запахи… Мы смотрели с мамой балет «Щелкунчик». На заднике был нарисован замок, и в том прекрасном возрасте, когда дети верят абсолютно во все, я и усомниться не могла, что замок не настоящий. И когда падал снег, меня не смущало, что на дворе лето. Я заворожено смотрела на происходящее и во все верила. Это уже сейчас, когда я играю в спектакле «Шинель» Акакия Акакиевича – принцесс я наигралась, у меня уже тот возраст, когда пора и на мужские роли переходить – я знаю, откуда берется в театре снег. А тогда это было настоящей сказкой. Я не сомневалась, что летом зима – это совершенно нормально. Я любовалась артистами балета, восхищалась, как же прекрасно они в свете лучей легко танцуют на пуантах и поражалась, как они умудряются ловить букеты, которые издалека кидают им зрители. Я мечтала иметь такую же балетную пачку и также утопать в цветах. Все это, наверное, и определило мою дальнейшую жизнь. Тогда я твердо для себя решила – стану балериной!

Знак судьбы

— Во времена моего детства было очень модным собирать фотографии известных артистов кино, которые продавались в «Союзпечати», меняться ими. Но я этим как-то не болела, меня это не привлекало. В своих фантазиях я уже была известной балериной. И вот, помню, идем мы с мамой по Васильевскому острову мимо киоска — мне лет 7, наверное, было. Я останавливаюсь и прошу купить открытку. Причем там были фотографии таких красавцев, как Стриженов, Самойлов… Но я выбрала фото совершенно невзрачного Василия Васильевича Меркурьева. Мама удивилась, но купила. Вы не представляете, сколько у меня было восторга! Я прижимала эту фотографию к сердцу, целовала ее… Почему я выбрала его, этого глубокого старца (ему на тот момент уже было лет 40), для меня остается загадкой. Более того, я ж его до этого нигде не видела! Эта фотография, кстати, до сих пор у меня «жива».

Прошло несколько лет. Я, как и все школьники, участвовала в различных конкурсах. Я победила в школьном, районном, областном, Всесоюзном конкурсах и уже должна была ехать со стихотворением Агнии Барто на Кубу. Я собиралась там всех поразить своими талантами, но моя мама решила по другому- она увезла меня к бабушке на Кубу и на том успокоилась. В общем, после того как я блестяще победила во всех этих конкурсах, меня автоматически приписали к драматическому кружку Дома пионеров. Так я из артисток балета в своих мечтах перешла в драматические артистки. И уже не сомневалась, что после школы буду поступать в театральный институт — в ЛГИТМИК. Юношеский максимализм мне подсказывал, что не поступить я просто не могу. Хотя оснований для этого не было – конкурс в ту пору был 150 человек на место. Я думала, что приду, и все ахнут: «Ну, наконец-то! Мы вас так ждали!»

«Все брали красотой, а я – талантом!»

Когда я пришла поступать, я удивилась тому, что вокруг ходят какие-то красивые и высокие девочки, с шикарными фигурами, глазами, волосами. Что на тот момент представляла из себя я, не хочу даже вспоминать, дабы не расстраиваться. Задрипанный хвостик, полное отсутствие хоть какой-либо фигуры… Я кстати всю жизнь этого очень стеснялась, и для меня самым худшим в жизни комплиментом было: «Марина, как ты похудела!» Надо мной все в школе смеялись, говорили: «Марина, хватит стоять на руках, встань на ноги!» Настолько я была тощей. Но я поняла, что как-то я не вписываюсь в этот контингент. И тогда я решила: «Пусть они берут красотой, а я возьму талантом!» Приемная комиссия, конечно, никакого интереса ко мне не проявила. Но когда я – маленькая, хиленькая, только что пищавшая что-то тоненьким голоском, страшным голосом, словно иерихонская труба проорала свой монолог (в отличие от всех девочек, это был не первый бал Наташи Ростовой). Члены комиссии вздрогнули от несовпадения образа и хотя бы обратили на меня внимание. Так с первого тура я проскользнула на второй.

А во втором туре были задания по пластике. И тогда я поняла, что карьера моя закончилась, не начавшись. У меня не было купальника, я заняла у кого-то из своих подруг. И вот стоим мы по 10 человек в ряду, и я с ужасом замечаю, что рядом со мной стоит восхитительная черноволосая красавица и длиннющими ногами и потрясающей фигурой. Я думаю: «Ну, все…» Мы смотрелись с ней как пособие – вот такие должны быть артистки, а вот такие не должны. Поняв всю невыгодность своего положения, я прошептала красотке: «Отойди, пожалуйста!» Она так небрежно взглянула на меня с высоты своих каблуков, и процедила: «Да не-е, хорошо стоим!» Нам дали задание – изобразить будто ты моешь окно. И тут я опять решила брать талантом! Все мыли форточку, а у меня был такой размах, будто я мою витрину огромного американского магазина. Так я прошла на третий тур.

О том, как Неелову за неделю сделали певицей

— В третьем туре нужно было петь. А я не пою, я – напеваю. Когда я озвучивала Алису в Зазеркалье, мне пришлось там петь. Так Михаил Козаков, который ко мне очень хорошо относился, и то сказал: «Она не поет. Но напевает…» А тут нужно было именно петь, и я поняла, что дела мои плохи. Тогда я поймала концертмейстера, узнав, что он будет на экзаменах и пристала к нему как банный лист. «Ну, пожалуйста, помогите мне. Порепетируйте со мной какую-нибудь песенку… Давайте попробуем — вы мне подыграете, а я спою». Он: «Конечно, конечно! А что петь будем?» Я призналась, что не пою, а только напеваю. Решили тренироваться на «Ой цветет калина»! В общем, этот несчастнейший человек не знал, кто встретился на его пути. За те 2 недели, которые были отпущены до следующего экзамена, у него больше не было ни одной свободной минуты. Потому что где бы он не находился, куда бы он ни шел, обедал или завтракал, я его хватала и волокла к инструменту. За это время я настолько вошла в его жизнь, что он чувствовал себя ответственным за меня. Он уже сроднился с моим голосом, и ему стало казаться, что я пою. И когда мы пришли на экзамен, он уже был горд мной заранее. Он заявил комиссии: «Вот эта поет – это что-то! Вы только послушайте!»

От волнения и зажима я встала, и как оперная певица, сложив впереди ручки, что-то пискнула. А мой концертмейстер даже не слышит — он уже заранее в восторге! Комиссия с недоумением на меня смотрит и молчит… Я кашлянула и извинилась: «Вы знаете, я что-то сегодня не в голосе. Я вам лучше станцую!» Я ж «балериной» была! Они с сомнением сказали: «Ну, если это будет лучше, станцуйте…» Как я танцевала, это отдельная история. Думаю, у них был шок. В общем, поступила я в институт кандидатом. Мне так нравилось это слово… Я ведь сначала не знала, что кандидат – этот студент, который, чтобы остаться в институте, должен первый экзамен по актерскому мастерству сдать только на пять. Если нет, тебя сразу же выгоняют. И вот круг замкнулся, я попала на курс профессора Меркурьева — того самого, чье фото я целовала будучи 7-летней девочкой.

Чудо-мушка

— Первое, что нам задали – сделать этюд на зверей для того, чтобы освободить студентов от зажима. Я понимала, что сейчас все начнут изображать собаку, кошку, петуха – и действительно наша аудитория превратилась в скотный двор. А мне, для того, чтобы получить свою пятерку, нужно сделать что-то несусветное. Я решила изображать муху.

Я долго изучала психологию, идеологию мухи, пыталась жужжать. Одела еще все черное – я и так была худая, а тут меня вообще не стало, я смотрелась как говорящая голова. А моя подруга-сокурсница была пауком – это была первая трагическая роль в моей жизни. И вот мы показываем сценку мухи и паука. Я трагически погибала в сетях этого злобного паука. Она ползала, я летала, жужжала. Потом Меркурьев и его супруга Ирина Мейерхольд сказали, глядя на этот этюд: «Вот мушка хорошо получилась, а кошечка – ну совершенно не похожа!» На следующем задании я изображала ворону, и тренируясь, целыми днями каркала дома, моргала одним глазам и очень странно передвигалась по квартире. Мои домашние, конечно, были в шоке.

Я с удовольствием вспоминаю все эти моменты. Хотя, когда нам говорили, что это самые лучшие годы нашей жизни, нам всегда казалось, что педагоги преувеличивают. Так же, как и в школе. Я не могу сказать, что о школьных годах у меня остались хорошие впечатления, да и у моих учителей обо мне тоже. Я ужасающе училась, потому что я все время мечтала о сцене. Меня к доске вызовут – а я даже не понимаю, о чем речь. Я думала: «Скорей бы закончить школу, и выйти на сцену!» А студенческие годы были действительно самым прекрасным временем. Эти годы были прекрасны своей безответственностью. Мы тогда имели право на ошибку, а когда мы вышли на профессиональную сцену, мы уже не имели на это право никогда.

Об Олеге Дале

— На втором курсе меня пригласили попробоваться в картине «Старая, старая сказка», куда уже был утвержден Олег Даль – артист от Бога, звезда! Туда пробовалось уже несколько профессиональных актрис, а я даже не знала, что такое камера, что такое крупный план. В результате, когда Далю показали мою пробу в числе других, и спросили, кого бы он утвердил, Олег Иваныч ответил: «Кого угодно, только не эту!» Указал он, естественно, на меня. Но режиссер почему-то решил иначе…

Перед первой встречей с Олегом меня предупреждали: «Смотри, не влюбись в него, по нему вся страна с ума сходит! С него пуговицы срывают, двери гримерных выламывают…» Меня так науськали, что я невзлюбила Даля еще до первой встречи. А когда он пришел, я обмякла и «зависла». И «висела» на протяжении всех съемок — не могла от него оторваться. От него вообще оторваться было не возможно. Помню, когда мы с Олегом репетировали какой-то спектакль, Галина Борисовна Волчек с умилением и восхищением смотрела на него, и при этом говорила: «Вот дурак, вообще не то играет!» У Даля был какой-то магнетизм, какое-то насильственное обаяние… И тогда он для меня олицетворял все — в том числе и театр «Современник», в котором я себя уже мысленно видела. Думала, хорошо бы заметили меня в «Старой сказке», и позвали туда… Но никто не заметил, и никто не позвал.

Об Андрее Миронове

— Вскоре мне посчастливилось познакомиться еще с одним великим актером – Андреем Мироновым, который уже тогда был мегазвездой. Помню, стою в огромном павильоне Мосфильма, и издалека, через всю диагональ, идет Андрей. Он в отличие от Даля не так дивно двигался, да и вообще не отличался изысканностью форм. И вот он шел мне навстречу летящей походкой — волосы разлетаются, полы пиджака развеваются… А я издалека смотрю, как он приближается, и думаю: «Талантливо идет!» Когда Миронов подошел ко мне, и протянул руку, представившись: «Андрей!», я так занервничала, что от волнения протянула в ответ свою руку, и тоже сказала: «Андрей!» Он удивленно поинтересовался: «В каком смысле?»

Мы с Андреем были очень дружны, он был прекрасным партнером. Он мне невероятно много дал. Он всегда поражал меня своим отношением к профессии, и к себе в профессии. Миронов никогда не капризничал, и охотно повторял дубль за дублем. Будучи уже знаменитым, обожаемым всеми актером, он так много работал… Ему говорят: «Андрей, это прекрасно!» А он: «Можно еще разочек?» Или я ему что-то советовала – а ведь кто я была такая по сравнению с Андреем Мироновым? Я говорила: «Андрей, а давайте вот так еще попробуем?» И он радостно восклицал: «Давайте!» Он был Артистом с большой буквы. И я постоянно у него училась. Жаль, что он ушел так рано…

О Фаине Раневской

— Когда я работала в театре Моссовета, там еще играла Фаина Раневская. Я всегда с упоением наблюдала за ней, подглядывала, как она за кулисами готовится к своей следующей сцене… Я очень хотела с ней познакомиться, но не представляла, как смогу к ней подойти. Сказать: «Фаина Георгиевна, я вас обожаю?» Так это банально, ее обожала вся страна! Я вот я 1.5 года кругами ходила, но так и не осмелилась подойти. И уже потом, по прошествии долгого времени, мы все-таки познакомились. Когда мы обсуждали время нашей работы в театре Моссовета, она как человек с фантастическим чувством юмора, сказала: «Работать в театре Моссовета, это все равно что в дачном сортире плыть в стиле баттерфляй». Учитывая то, что Фаина Георгиевна всегда плыла по жизни стилем баттерфляй, мне кажется, ей любой театр был бы мал – такова была степень ее великого таланта. И когда Наталья Крымова снимала фильм о Раневской, незадолго до ее ухода, она спросила Фаину Георгиевну: «А почему вы все время изменяли театрам, переходя из одного в другой?» На что Раневская ответила: «Я искала святое искусство!» Крымова спросила: «Нашли?» «Нашла, — ответила Фаина Георгиевна. – В Третьяковской галерее!»
Вообще о Раневской можно рассказывать часами. Возможно, мы приедем к вам с Еленой Камбуровой, и посвятим весь творческий вечер рассказам о Фаине Георгиевне. Это же целая планета!

О Константине Райкине

— Шло время, а я все мечтала о работе в театре «Современник». И как-то до меня дошли слухи, что в спектакль «Валентин и Валентина» требуется главная героиня, так как Екатерина Маркова, исполнявшая данную роль, ушла в декрет. Вообще роль была в этом смысле удачная – все актрисы, которые играли Валентину, тут же беременели. Причем Константин Райкин, который играл Валентина, тут был совсем ни при чем! В общем, раздается в моей квартире звонок, и я слышу незнакомый голос: «Это Костя Райкин, мы ищем актрису на роль Валентины, приходи мы тебя попробуем…» От первой встречи с Костей я долго, чтобы они не думали, что я бегу по первому зову. Но потом я согласилась, записала адрес и отправилась к нему домой.

Образ Кости я нарисовала в своем воображении по образу и подобию его отца — Аркадия Исааковича. Я думала, что сейчас мне откроет высокий, красивый мужчина в синем шелковом халате – уж не знаю, почему он мне так виделся. Я в своем воображении только разрешила ему не иметь седую прядь. И вот в волнении я бьюсь в дверь подъезда, на что мне какой-то мужчина говорит: «Что вы ломитесь, дверь вообще в другую сторону открывается!» Затем поднимаюсь в лифте, нахожу нужную квартиру, звоню, и мне открывает какой-то непонятный тип маленького роста. Улыбка Чеширского кота, все 5 зубов вразлет, нос такой, как будто он профессиональный боксер, который ни одного раунда не выиграл… Добавьте к этому образу драные джинсы и какую-то старую майку… Я говорю: «Извините, я видимо ошиблась», разворачиваюсь и иду к лифту. А он мне вслед протягивает: «А я вас жду-у-у!» Я с ужасом думаю: «Боже, какой у Райкиных жуткий швейцар. Он даже дверь открывать не достоин». В общем, наше знакомство было очень забавным.

Когда мы шли по коридору, квартира в тот момент казалась мне просто гигантской. Кругом картины, фигурки какие-то, книги… Как в музее. И вот мы заворачиваем в одну из комнат, заходим, этот странный человек закрывает дверь и говорит: «Ну так вот…» И я с ужасом понимаю, что это и есть Костя Райкин. Вот с этой странной причесочкой а-ля Мирей Матье, и вообще весь такой странный. И он как-то вокруг меня подозрительно бегал все время, и даже не присаживался. А если присаживался, ойкал, и тут же вскакивал. Я думала: «Парень какой-то совсем странный – на голове женская прическа, сесть не может, весь такой пластичный…» При этом, разговор у нас сразу завязался в том русле, будто бы мы были знакомы уже сто лет. Мы очень страстно говорили о театре, об артистах. Выяснилось, что нам нравятся и не нравятся одни и те же спектакли…

В ходе разговора я заметила, что волосы Кости меняют свое положение, начинают куда-то сползать… И он вдруг хватает их, и сдергивает с головы, говоря при этом: «Простите, не могу, так жарко…» А там у него совершенно бритая голова! Он и в парике-то выглядел, как говорится, «на любителя», а без парика это было что-то страшное. Я, применив все свои актерские способности, сделала вид, что я вообще не удивлена. Но, поверьте, мне это тяжело далось!

О Никите Михалкове

В результате оказалось, что Райкин только что закончил съемки в фильме Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Чтобы засветиться в фильме всего на 3 минуты, ему пришлось побриться наголо. Но это еще не все — Михалков же вообще большой оригинал. Если актер блондин, он его перекрасит в черный цвет, если толстый – заставит похудеть на 45 килограммов, если худой – поправиться на 58… И вот он спросил у Райкина: «Ты побриться можешь?» Не успел он договорить, Костя уже побрился. «А ты плавать умеешь? Можешь с высокого обрыва прыгнуть в горную речку? Там, правда вода всего 4 градуса…» Но Костя, чтобы сняться у великого Михалкова, пошел и на это. Он полетел вниз, скоростью его отнесло на 100 метров, его сетями поймали, вернули на место, и так 8 дублей. В результате в фильме этот эпизод показывают задним планом – где-то со скалы падает маленькая точка. А Костя — бритый наголо, с фурункулезом на всем теле, 100 уколов гамоглобулина, сидеть не может, лицо ужасное… Когда он пришел в «Современник» и Волчек его увидела в этом образе, она была в шоке. «Ну, ты вообще обалдел, одень что-нибудь на башку, а то в театр ходить никто не будет!» И смахнула пепел ему на башку. Вот он и надел этот дурацкий парик.

Так мы познакомились с Костей Райкиным, благодаря которому я сделала первый шаг в театр «Современник». Он меня в прямом и фигуральном смысле привел на эту сцену, он со мной репетировал за всех. Он вообще был моим любимейшим партнером, и хорошим другом. Помню, мы как-то сидели с Костей, и плакались друг другу в жилетку. Он рассказывал, какие письма пишут ему «добрые зрители». Например: «С таким лицом даже в магазин нельзя выходить, а вы на сцену выперлись!» Когда я рассказала, что стесняюсь своих ног, Костя задумчиво произнес: «Не знаю, а мне нравится… Они так сгибаются, разгибаются… Мне всегда так интересно, попадут они наверху куда надо?»

О «Современнике»

— Чуть позже меня пригласили в «Современник» на роль в «Записках Лопатина». У меня был очень напряженный график, я моталась между Питером и Москвой, и все время хотела спать. В спектакле была такая мизансцена, где я раздеваюсь и ложусь на раскладушечку. И вот я разделась, легла, и … заснула. Думаю, это было впервые в истории театра. А проснулась от того, что Галина Борисовна Волчек подошла, стряхнула на меня в очередной раз пепел и сказала: «Ну ты совсем обалдела! Вы видали? На сцене заснула! Ты давай уже, выбирай театр, где будешь работать. Не дело это так себя изматывать». И я ушла из театра Моссовета, выбрав «Современник». И стала дальше учиться профессии там. А там было у кого поучиться: Гафт, Кваша, Даль, та же Волчек – там был отличный актерский состав.

Мечты сбываются

— Прошло много лет. Я уже работала в театре «Современник», и мы отправились на свои первые американские гастроли в Сиэтл. В рамках «Игр доброй воли» за 40 дней мы должны были сыграть 40 спектаклей, причем всего два наименования – 26 раз «Три сестры» и 14 – «Крутой маршрут». Для русского репертуарного театра это, признаюсь, задача не из легких. А на Западе принято так – спектакль играют до тех пор, пока на него ходят зрители. Специфика «Современника» в том, что это не просто драматический театр, а театр, я бы даже сказала, с трагическим зарядом. В Москве мы не успевали выйти на сцену и сказать: «Здравствуйте», зрители уже тонули в слезах. Как нам однажды сказали: «Вы начинаете варить варенье из собственных кишок буквально на первых фразах спектакля!»

Американцы – совершенно другая публика. Там, где русский зритель даже не улыбнется, они будут хохотать до упада. Если написано, что им покажут комедию, они смеяться начинают сразу, еще до начала спектакля. Нас об этом предупредили, мы вроде бы были готовы к непосредственности и детскому восприятию спектаклей американским зрителем, но мы и предположить не могли, что это будет именно так. Не успевали мы произнести какую-либо фразу, как в зале начинался дикий смех. Другая фраза – хохот. (А в зале – только американская публика, они смотрели спектакль в наушниках с синхронным переводом). Мы в недоумении, не понимаем – хорошо это, или плохо. Нас ведь предупредили, что если после спектакля выйдет хоть одна разгромная статья, то все – зритель не пойдет. Можно собирать вещи и уезжать с гастролей, так как американцы очень верят печатному слову. Спектакль подходит к концу, мы в слезах-соплях по колени, близится трагический финал, а они все смеются… И вдруг наступает тишина, и мы слышим, что кто-то начинает хлюпать носом. Мы в недоумении переглядываемся и думаем – то ли нас сейчас начнут закидывать поп-корном, то ли это наш большой успех. И вот конец спектакля, и пауза. В течение минуты-двух мы слышим мертвую тишину. И не понимаем, что это означает – то ли это так ужасно, то ли это так прекрасно, что они потрясены. Эта тишина показалась нам вечностью, а потом отовсюду начали сыпаться цветы – с балкона, из зала, из проходов… Американцы завалили букетами всю сцену. И вот я стою с огромной охапкой цветов, и думаю: «Наконец-то я балерина!»

О семье

— Чего я только не читала о себе в прессе. То писали, что я вышла замуж за француза, и живу во Франции. То за американца выдали… На самом деле, я просто уезжала с мужем в Париж, когда его послали туда в командировку. Мой муж Кирилл – дипломат. И слава Богу, что он уже привык к этим глупостям, и не обращает внимания на то, что пишут. Сейчас моя семья живет в Голландии, а я живу между Москвой и Гаагой, потому что имею такую счастливую возможность не бросать театр. 20 дней я живу там, 20 дней здесь. Муж сейчас является послом в Нидерландах, так что я – послица, как говорят в народе. Моя дочь Ника учится в Голландии, в Гааге – в Королевской Академии искусств. Я ее не не допускала к театру, считая, что у нее нет ни таланта, ни способностей. Точнее, они есть, но в другой области. И я счастлива, Ники воспринимает театр исключительно, как зритель…

P.S. Благодарим «Воронежское гастрольное агентство» за помощь в подготовке материала.

Марина Хоружая,
Фото автора